№12
2000

Экуменизм

"ГУМАНИТАРНАЯ ИНТЕРВЕНЦИЯ" И ВСЕМИРНЫЙ СОВЕТ ЦЕРКВЕЙ
С.Г. Кара-Мурза

Все мы видим, что после уничтожения СССР мир быстро меняется. Запад лихорадочно строит "новый мировой порядок". Суть его в том, чтобы разрушить те принципы мироустройства, которые возникли после Второй мировой войны и гарантировались равновесием сил между двумя системами. Основой права, на котором стоял мир, был принцип суверенитета государств и невмешательства в их внутренние дела. Атака на этот принцип сейчас идет по многим направлениям, но самый радикальный шаг состоит в провозглашении права на "гуманитарную интервенцию", то есть права на военную интервенцию в страны, где нарушаются некоторые якобы высшие гуманистические принципы ("права человека").
Международное право предусматривало использование силы против страны-агрессора или для восстановления мира, но при жестком условии - только по решению Совета Безопасности ООН. А оно принимается всеми его постоянными членами, каждый из них имеет право "вето". Поэтому посылка войск по решению ООН была крайней мерой и применялась только в очевидных случаях. В "однополярном" мире, который спешит устроить Запад, роль судьи, жандарма и даже палача возлагается на США.
Уже когда Горбачев сдавал СССР, США начали запускать пробные шары. Так, в 1989 г. они совершили военное нападение на Панаму, убили 7 тыс. мирных жителей. Предлог был нелепым - они хотели арестовать президента Панамы по подозрению в том, что он торгует наркотиками. Потом были еще пробы, но главным экспериментом была агрессия против Югославии, на которую ООН не дала согласия. Теперь это демонстративное пренебрежение правом хотят закрепить в новых нормах, и значит, надо подготовить общественное мнение. А для этого важно получить одобрение основных мировых церквей. В начале апреля с.г. я по просьбе Московской Патриархии участвовал в семинаре Всемирного Совета Церквей (ВСЦ) на тему "Этика гуманитарной интервенции" (в Швейцарии). Я сопровождал Всеволода Чаплина из Патриархии. Он взял на себя выступления по богословской теме, а я - по культуре и политике. Этот семинар дал много пищи для размышлений. Хотел я сразу написать о нем для "Русского Дома", но решил, что лучше пусть впечатления улягутся. Сейчас из ВСЦ прислали материалы, и я вижу все яснее. В те три дня дебатов такое было напряжение, что и вспомнить ход разговора было трудно, все нюансы как будто стерлись из памяти, остались лишь самые сильные, потрясавшие меня вещи. Сегодня могу изложить спокойно.
На семинар созвали 26 деятелей Церкви со всех континентов и нескольких ученых, а также видных лиц из ООН и гуманитарных организаций.
Я, беседуя со священниками из ряда стран, спрашивал, в чем они видят смысл этой акции. Все они отвечали одинаково: Запад нуждается в том, чтобы церкви одобрили право на "гуманитарную интервенцию", а духовенство объяснило это пастве. Для этого ВСЦ должен выработать и принять большой документ, целую доктрину, из которого должны исходить священники в своих проповедях. На семинаре главные церкви, входящие в ВСЦ (то есть протестантские и Православная), изложат свои точки зрения и попытаются найти компромисс. Так оно и было.
Позиция о. Всеволода, который исходил из догматов Православия, и моя, вытекающая из принципов нашей культуры и современных научных представлений, полностью совпали. На мой взгляд, Чаплин блестяще обосновал неприемлемость интервенций с точки зрения Православия. Я его речь пересказывать не буду, да и не сумею. Я лучше расскажу о тех идеях, которые высказывали протестанты, и о том типе мышления, который они обнаружили. Мы плохо это представляем, а ведь протестанты - влиятельная часть западного общества.
Многое меня в них поразило, и впечатления возникли сложные. Пропасть между их и моими представлениями о человеке и обществе оказалась гораздо глубже, чем я предполагал. Когда я говорил вещи, которые мне казались настолько очевидными, что мы их в России никогда вслух и не высказываем, они глядели на меня с изумлением и напряженно старались понять. Похоже, они просто не верили своим ушам. Напротив, когда я слушал многие их рассуждения, мне они поначалу казались уловками хитрых политиканов - не могут же люди так думать!
Первое, что поражало, - это их полная безрелигиозность. Видно было, что они привыкли свободно отделять вопросы религии от всех других проблем бытия и от политики. У нас, в атеистическом СССР, любой спор по крупному вопросу, даже на кухне, включал в себя, более или менее явно, критерии совести, за которыми так или иначе стояло Евангелие. Неважно, осознавали мы это или нет, но Божье Слово витало над нами и спор сводился к тому, чтобы правильно его понять. Здесь же передо мной сидели деятели церкви, но говорили они, как инженеры, исходили из набора сугубо рациональных, лишенных святости понятий и составляли из них теоремы. И я, человек из науки, вынужден был им доказывать, что из этих теорем они незаконно исключили ту или иную иррациональную компоненту, которая связана с проблемой святости, и потому теоремы сформулированы неверно. Причем неверно в принципе, независимо от последующих ошибок или нарушений.
Они, например, во всей доктрине "гуманитарной интервенции" исходили из того, что жизнь индивидуума якобы есть высшая, абсолютная ценность. О. Всеволод на пленарных заседаниях раза три или четыре объяснял, что вся эта доктрина ложна с точки зрения христианства: важнее спасение души, чем земной жизни. Я привлекал земной опыт: человек способен жертвовать своей жизнью ради чего-то более ценного (спасения близких, своей Родины, своих идей и т.д.).
Второе, что меня поразило, - это глубоко укорененный европоцентризм, уверенность в том, что Запад есть единственная цивилизация, а все остальные культуры - это недоразвитый Запад. Когда у нас такие вещи говорил Гайдар, это не удивляло, потому что было просто жульничеством. Но тут я видел людей искренних. Это поразительно, потому что и на самом Западе в научных кругах признано, что европоцентризм - чисто идеологический взгляд на мир, он основан на ряде мифов, не имеющих под собой реального основания.
Из этой идеологии вытекали важные выводы, по которым у нас и был тяжелый спор. Так, я сказал, что из доктрины "гуманитарной интервенции" прямо следует, что речь всегда будет идти об интервенции Запада в незападные культуры. Причем в "чужие" (не в Чили Пиночета и не в Заир Мобуту). Удивились, обсудили - и согласились. Раз так, говорю, вы всегда будете вторгаться с оружием в руках в сложные этнические системы, которых давно не знаете и не понимаете. Разрушения, которые вы там произведете, будут намного страшнее, чем во времена колониальных захватов, ибо тогда еще было свежо знание о многообразии культур, накопленное Возрождением. А мне отвечают: "Этносов не существует. Этнические проблемы - плод идеологии". Каково услышать такую вещь! Ведь из нее исходит мировой жандарм - дебил с мускулами гориллы.
Другая сторона той же слепоты - тезис о том, что "гуманитарная интервенция" будет опираться на местное гражданское общество, в том числе на Церковь. Я говорю, что во всех зонах, куда будут совершаться эти интервенции, гражданского общества не существует, там традиционное общество с присущими ему системами права и морали. Сказать, что Церковь - часть гражданского общества, есть нелепость, Церковь всегда есть часть (наследие) традиционного общества. Гражданское общество составлено из рациональных индивидов на базе их интересов, а Церковь построена на общине (религиозной), связанной не интересом, а верой, надеждой и любовью. Крутили эту тему и так, и эдак и согласились записать: "опирается на местное гражданское общество и Церковь". Ввести понятие традиционного общества не смогли - ибо за ним следуют признание и этноса, и права местной культуры на свою этику, и свое понимание прав человека. Тогда вся доктрина "гуманитарной интервенции" сразу рушится.
Отрицание того факта, что большинство человечества живет в традиционных обществах и люди в них соединены в этносы и народы, противоречит и науке, и очевидности. Если такой европоцентризм распространен в среде протестантского духовенства, то это очень тревожный факт. И нам нельзя уходить от диалога. С нами они беседуют, у нас общая христианская основа культуры, а с мусульманами и буддистами они, наверное, совсем не могут найти общего языка.
А теперь отмечу другую сторону, тоже для нас необычную. Эти богословы и священники заслуживают, на мой взгляд, глубокого уважения потому, что внимательно и честно выслушивают доводы оппонента. Они стараются его понять, а не победить в споре. Работа у нас шла в трех группах. Я говорил по всем пунктам нашей части доктрины, хотя и предупредил, что я с ней не согласен в принципе и в целом. По всем пунктам у нас были расхождения уже в исходных понятиях. Однако мне дали не просто высказаться, но и развить длинные, шаг за шагом, умозаключения. Для русских это все мысли простые и общеизвестные. Но там их принимали как нечто из ряда вон оригинальное. При этом терпеливо слушали и усиленно размышляли. И когда не могли опровергнуть логическую цепочку, принимали мой вывод, хотя бы он полностью шел вразрез с доктриной. Иными словами, это были, что называется, интеллектуально честные люди, преодолевающие свой догматизм. Признаюсь, я впервые сталкиваюсь с таким явлением вне научных лабораторий высокого класса.
Вот пара примеров. Имея в виду интервенцию в Югославии, я сказал: "Если цель гуманитарной интервенции только спасение людей и мира, запишите в документе, что интервенционистские операции с воздуха недопустимы, что спасители должны двигаться по земле и подставлять себя под пули - жертвовать собой на виду у местного населения". Мне ответили, что для американцев это неприемлемо. Это, говорю, дело американцев, а духовенство должно же признать, что спасителем может быть лишь тот, кто сам идет на крест ради спасаемых. К моему удивлению, этот пункт приняли (хотя начальство потом смягчило и в конце концов, наверное, выбросит).
Дальше говорю, что после местных конфликтов (например, этнических) стороны находят путь к миру и жизнь налаживается. Но если одна сторона просит США бомбить другую, а потом происходит и интервенция, конфликт становится необратимым и восстановление совместного хозяйства почти невозможно. Запишите в документе, что если Запад совершает интервенцию для защиты малого народа, то он должен после интервенции гарантировать длительную экономическую помощь этому народу, равную его потерям от разрыва хозяйственных связей. Размеры этой помощи должны быть оговорены до интервенции. Долго это обсуждали и, надо же, записали. И таких уточнений удалось вставить много. Тогда, говорю, давайте запишем, что если эти условия в ходе интервенции не выполняются, ВСЦ обязан гласно и определенно осудить эту интервенцию как негуманитарную и потребовать ее прекращения. И тут после дебатов согласились и записали. Хотя, конечно, Запад на все уточнения наплюет, ему важно принципиальное согласие.
А в заключительном слове на пленарном заседании о. Всеволод снова заявил о категорическом несогласии с доктриной в целом, и я тоже. Но уже пришлось это заострить, и я сказал, что, принимая такой документ, собрание авторитетом Церкви толкает мир к гораздо большим страданиям и крови, чем при нынешней, пусть и несовершенной, системе. И еще сказал, что впервые в жизни я осознал на этом семинаре, какое счастье, что Россия имеет ядерное оружие.
Это произвело гнетущее впечатление, но, по-моему, заставило призадуматься. После заседания группки пасторов разбрелись по саду и сидели, потягивая виски из своих плоских бутылок. Краем уха я слышал, как они переговаривались: "Как странно русские мыслят. И такие воинствующие, непреклонные". Но таким тоном это говорили, что было ясно - не получат от них США одобрения на свои планы "гуманитарных интервенций". Если, конечно, не заставят их сделать это их протестантские начальники.